Несколько раз при мне ему задавали вопросы относительно этой ощущаемой легенды, каких-то особых отношений между ними: “Не было ли у вас романа?” — на что он неизменно отвечал: нет, ничего не было (2). Но легенда, ее ощущение — оставалось, и он, мне кажется, сознательно нагнетал эту легенду — он, тридцатитрехлетний, образцово воспитанный, обращается к ней, сорокавосьмилетней, с прямым и твердым “ты”, “Марина”, “научи”.