Рижский след Марины Цветаевой
16 октября 2012 («Вести Сегодня» № 16...
В октябре этого года отмечается 120–летие великого русского поэта.
Слова "поэтесса" Цветаева не любила, полагая, что имеет право на звание поэта.
Доцент Латвийского университета Татьяна Барышникова вернулась с большой международной конференции "Актуальная Цветаева", которая проходила в Москве. "Вести Сегодня" попросила рассказать о "рижском следе" Марины Цветаевой, ведь в раннем детстве у сестер Цветаевых была няня — немка из Риги Августа Ивановна, которая младшей Асе запомнилась высоким ростом, пучком на макушке и песенкой о лисе, укравшей гуся. Именно через Ригу лежал и путь Цветаевой в эмиграцию.
— Об Августе Ивановне известно крайне мало — даже фамилии пока не удалось установить, но она была все же не няня, а бонна, то есть немного выше по своему социальному статусу, — рассказывает Татьяна Барышникова. — Марина Ивановна знала немецкий как родной, ее мать имела немецкие корни, поэтому немецкая бонна, конечно, появилась в семье не случайно.
Благодаря Августе Ивановне Рига вошла в сознание Цветаевой еще в детстве. В ее автобиографической прозе бонна упоминается неоднократно, а в очерке "Мой Пушкин" Цветаева воссоздает свое детское представление о Риге. Этот город видится ей настолько далеким, что отъезд в Ригу означает вечную разлуку, потому что "Августа Ивановна говорит, что она от нас уедет в Ригу и никогда не вернется".
— Для самой Цветаевой Рига и стала городом "вечной разлуки" с родиной в 1922 году?
— Да, в Риге Цветаева была лишь однажды, 12 мая 1922 года. Через Ригу лежал путь из Москвы в Берлин, куда она вместе с дочерью Ариадной ехала для воссоединения с мужем Сергеем Эфроном, о судьбе которого ничего не было известно в течение трех с лишним лет. Отъезд, даже продиктованный личными причинами, в то время приравнивался к эмиграции. Однако ни слова об этом визите в Ригу у Цветаевой нет, ни в ее произведениях, ни в письмах, ни в записных книжках.
По всей видимости, предчувствуя долгую разлуку с Россией, она находилась в таком подавленном эмоциональном состоянии, что осталась равнодушна к готическим красотам Риги. Рижская тема звучит только в письмах, где обсуждаются детали предстоящего отъезда. Цветаева с тревогой пишет Илье Эренбургу о дорожных расходах: "Сегодня я узнала, что до Риги — с ожиданием там визы включительно — нужно 10 миллионов. Для меня это все равно что: везите с собой храм Христа Спасителя… С трудом наскребу 4 миллиона, да и то навряд ли".
Скорее всего, через Ригу она ехала и потому, что здесь благодаря тому же Эренбургу у нее был хотя бы один знакомый, у которого в случае, если придется ждать визу, можно остановиться или с его помощью продать несколько золотых вещей, которые взяла с собой Цветаева. Это Кирилл Александрович Башкиров, журналист, писавший на экономические темы в газетах "Воля России" и "Голос России", автор книги воспоминаний "Под белым крестом". В одной из цветаевских тетрадей указан его адрес: Николаевская, 20 (теперь улица Кр. Валдемара), кв. 1, книгоиздательство "Лира". Воспользовалась ли она этим адресом за время своего однодневного пребывания в Риге — неизвестно.
Страшилась Цветаева не столько материальных трудностей и одиночества, ожидающих ее в чужом городе, а того, что Рига — часть западного мира, где принята иная, чем в России, система ценностей: "Вы должны меня понять правильно: не голода, не холода я боюсь, а зависимости. Чует мое сердце, что там, на Западе, люди жестче. Здесь рваная обувь — беда или доблесть, там — позор… Примут за нищую и погонят обратно — тогда я удавлюсь", — писала она Эренбургу.
Рига неоднократно упоминается в письмах и записных книжках Марины Цветаевой и в связи с отъездом туда ее знакомых. В Ригу уехал Константин Родзевич, герой ее "Поэмы Горы" и "Поэмы Конца", а также Андрей Рудин, который вместе с С. Эфроном редактировал журнал "Своими путями". В Риге он сотрудничал как литературный критик в газете "Сегодня" и журнале "Перезвоны". Одна из написанных им рецензий посвящена поэме М. Цветаевой "Молодец".
— Стихи Марины Цветаевой регулярно публиковались в рижской газете "Сегодня" и журнале "Перезвоны" — учитывая, что отношения с парижской русской эмиграцией и, соответственно, русскими газетами у поэта складывались сложные, можно ли говорить о том, что именно рижские гонорары позволяли ей выжить?
— Сотрудничество с рижскими изданиями было кратковременным, и вряд ли рижские гонорары уж очень сильно помогали выживать, поскольку более тесное сотрудничество у Цветаевой было с пражской газетой "Воля России" и парижской "Последние новости". Хотя, конечно, Цветаеву, как и других русских писателей, Рига привлекает возможностью опубликовать произведения, которые не могли быть напечатаны в Советской России или были отвергнуты другими эмигрантскими изданиями.
Цветаевские произведения печатались не только в "Сегодня" и "Перезвонах", но и в журнале "Для вас" и газете "Слово". На страницах "Сегодня" имя М. Цветаевой неоднократно появляется в только 1925–1928 годах. В 1933–м М. Цветаева пишет письмо редактору газеты "Сегодня" с предложением о сотрудничестве и предлагает опубликовать главу "Дедушка Иловайский" из очерка "Дом у старого Пимена", уже отвергнутую редакцией "Последних новостей". Через неделю редактор Мильруд прислал ответ: "У нас сейчас такое огромное накопление злободневного материала, что мы лишены возможности воспользоваться любезно предложенным Вами".
Цветаева придает отказу "Сегодня" некую знаковость. Он еще раз убеждает ее в необходимости неукоснительного соблюдения принципа литературной независимости: "Никогда не надо поступать так, как никогда не поступал. (…) Я печатаюсь с 17 лет и неделю назад в первый раз сама предложила сотрудничество — и вот". В дальнейшем произведения Цветаевой в газете "Сегодня" не печатались.
Литературно–художественный иллюстрированный журнал "Перезвоны” начал выходить в ноябре 1925 года и просуществовал до 1928–го. В первый год существования журнала цветаевские стихи появляются регулярно, но затем они исчезают с его страниц. Возможно, из–за тематической ограниченности журнала, в котором главное место отводилось произведениям, написанным в ностальгической тональности либо раскрывающим положение русских эмигрантов на чужбине. История несостоявшегося сотрудничества Цветаевой с рижскими периодическими изданиями еще раз показывает, насколько глубок был конфликт поэта с современной ему эпохой.
— К 120–летию Анны Ахматовой в 2009–м году в печати появилось много новых книг, посвященных ее жизни и творчеству, в том числе и скандальная "Анти–Ахматова", полностью развенчавшая миф о главной музе Серебряного века. Насколько мне известно, книгу "Анти–Цветаева" никто не рискнул написать.
Или Цветаева настолько была "анти", настолько все ее творчество противоречило всем канонам женской лирики, а жизнь всем представлениям о "женском счастье", что при всем желании развенчивать было просто нечего?
— К счастью, такой книги действительно не появилось. Думаю, причина в том, что ахматовский облик был чересчур канонизирован, и именно это привело к попытке развенчать миф. С Цветаевой все обстоит иначе. Все уязвимые факты — связь ее мужа с НКВД и лесбийский сюжет — уже были давно отыграны западными исследователями. В 2000–м году, когда открылись цветаевские архивы, были опубликованы дневники Цветаевой и ее сына, записные книжки поэта и переписка с уже упомянутым Родзевичем — она сама сказала все то, что могли сказать биографы, никаких тайн не осталось.
— Тем не менее на международной конференции были представлены новые архивные материалы…
— Было даже отдельное заседание, посвященное архивным изысканиям. Исследователи ввели в оборот новые данные метрических и кладбищенских книг, связанные с предками Цветаевой, а также материалы, связанные с биографией Ариадны Цветаевой. В этом году отмечается не только юбилей Марины Цветаевой, но и столетие ее дочери Ариадны, а также 20–летие музея Цветаевых в Борисоглебском переулке — музея, который создали буквально с нуля.
Один из докладов затронул цветаевско–есенинскую линию. Оказалось, что отец Цветаевой был знаком с врачом, который делал заключение о предсмертной записке Есенина. Как известно, до сих пор в ходу версия об убийстве Есенина, но обнаруженное заключение врача полностью эту версию опровергает — предсмертная записка была написана рукой поэта.
— Татьяна, как вы считаете, если бы Марина Ивановна не вернулась в СССР, а осталась во Франции, ее жизнь завершилась бы иначе?
— Именно такую фразу произнесла на конференции в Москве Лина Кертман — автор новой книги, изданной в Иерусалиме "Безмерность в мире мер: моя Марина Цветаева". Конечно, история не знает сослагательного наклонения, но другой сценарий был бы вполне возможен.
— Спасибо за беседу
