«На сцене жила та самая, моя Цветаева…»
Рассказывает Алёна Богданова.
Россия, Москва, Другой театр.
«В обществе мертвых поэтов»
«Другой театр» поставил спектакль по пьесе Екатерины Нарши «Марина. По праву августа», несколько сократив исходный текст и дав новое название — «В обществе мертвых поэтов».
Сюжет пьесы пересказывать совершенно не хочется: он слишком фантасмагоричен, да и в сети уже достаточно много попыток на эту тему. Не будем здесь обсуждать и то, насколько удачно или нет новое название, насколько стоило автору пьесы ставить рядом Марину Цветаеву и Бориса Рыжего (для тех, кто не знает, а я была в их числе — Борис Рыжий наш современник, геофизик и поэт, покончивший собой в 2001 году в возрасте 26 лет).
Имхо: рассуждения Рыжего в спектакле на тему — «Прославиться и повеситься. Нет, сначала прийдется повеситься, чтоб прославится. Смерть автора дает жизнь тиражам. И т.д.» — возможно в наше время пиара на всем, и особенно на крови, звучат и актуально, но не имеют никакого отношения к Цветаевой и всем поэтам-самоубийцам (Есенин, Маяковский и т.д), которых упоминают по ходу пьесы. Впрочем, в спектакле ни какой смысловой связи этих самоубийств и нет. Только визуальная…
Но хочется говорить совсем о другом. О Цветаевой.
В одном из интервью Нарши признается, что сама считала, что эту пьесу почти невозможно поставить. И писала она ее только ради Цветаевой. Вот в это веришь безоговорочно.
Режиссер Александр Огарев работал на той же волне. А Вероника Воронкова не просто сыграла сумасбродную женщину и великого поэта. На сцене жила та самая, моя Цветаева, стихи которой в юности не заучивались — входили в плоть и кровь, вплетались в характер, отпечатывались в сознании на всю жизнь… На эту тему можно рассуждать достаточно долго, но вернемся к спектаклю.
На сцене не было ни одного жеста , взгляда, интонации, которые входили бы в диссонанс с образом Марины (моим, глубоко личным или всеобщем — не знаю) .
При этом стихов самой Цветаевой со сцены звучало не много, а факты биографии секрета не составляли и ничего нового (по крайней мере, мне) не открыли. И тем не менее спектакль, начавшийся почти как фарс, закончился на высокой ноте древнегреческой трагедии.
Жизнь Цветаевой и была такой трагедией.
Но ключевое слово здесь «ЖИЗНЬ». Покидая театр, вытирая заплаканные глаза, я не чувствовала, что побывала «в обществе мертвых поэтов». Настоящие поэты просто не могут быть мертвыми. Я встретилась с живой Цветаевой.
И спасибо «Другому театру» за эту встречу.
>
div>
