Смотрела вчера передачу про Цветаеву. Очень понравилось одно стихотворение. Но чтобы не скатиться до понимания его как повседневного обывательского нытья, стоит вкратце представить себе судьбу этой женщины.
Если начать с конца, то это будет самоубийство в татарской Елабуге, куда она поехала в эвакуацию с сыном. За два года до этого — арест мужа и дочери, после совместного возвращения из эмиграции.
Все эти два года Цветаева с сыном мыкались по Москве по углам. Обращались с просьбами, но возможности помочь им не находилось. Опять же, все это время Цветаева практически ничего не писала — в основном занималась только переводами, так как лишь они приносили доход. Свиданий с родными ей не давали. Поступило предложение подготовить к изданию сборник собственных стихов — но издание не состоялось, уже сделанную работу критики забраковали за слишком эгоцентричный пафос.
Из 48 отпущенных ей лет, 17 Цветаева прожила за границей. Она была вынуждена эмигрировать, поскольку ее муж участвовал в белом движении. Пока они жили за границей он много болел, почти не работал, но в Париже успел вляпаться в какое-то политическое убийство, из-за чего вся семья вскоре перебралась обратно в Россию. Как писала сама Цветаева о Париже:
«Никто не может вообразить бедности, в которой мы живём. Мой единственный доход — от того, что я пишу. Мой муж болен и не может работать. Моя дочь зарабатывает гроши, вышивая шляпки. У меня есть сын, ему восемь лет. Мы вчетвером живём на эти деньги. Другими словами, мы медленно умираем от голода».
И в то же время:
«Моя неудача в эмиграции — в том, что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху — там, туда, оттуда…»
Если кто при входе в музей изобразительных искусств смотрел на мемориальные таблички, там есть одна — основателю и первому директору с очень знакомой фамилией. Это отец Марины Ивановны, Иван Владимирович, ученый-историк, археолог, филолог, искусствовед.
В своих тетрадях во время московских мыканий, Цветаева пишет о том, что не может отделаться от чувства права, которое она имеет на что-то. Это чувство приходит к ней через память о том, что в фонд нового музея ушли три библиотеки: ее деда, отца и матери.
Надо сказать, что Цветаева с молодости — поэт и человек с трагическим мировосприятием. Темы самоубийства и ранней смерти примеряются ею с самых ранних вещей. Неизвестно, что конкретно послужило последней каплей, в чем, так сказать, истинная причина, но всего уже перечисленного вполне хватило бы и для более приземленной женщины.
Итак, стих.
Сад
За этот ад,
За этот бред,
Пошли мне сад
На старость лет.
На старость лет,
На старость бед:
Рабочих — лет,
Горбатых — лет...
На старость лет
Собачьих — клад:
Горячих лет —
Прохладный сад...
Для беглеца
Мне сад пошли:
Без ни-лица,
Без ни-души!
Сад: ни шажка!
Сад: ни глазка!
Сад: ни смешка!
Сад: ни свистка!
Без ни-ушка
Мне сад пошли:
Без ни-душка!
Без ни-души!
Скажи: довольно муки — на
Сад — одинокий, как сама.
(Но около и Сам не стань!)
— Сад, одинокий, как ты Сам.
Такой мне сад на старость лет...
— Тот сад? А может быть — тот свет? —
На старость лет моих пошли —
На отпущение души.
