ВТОРОЕ
ПОСВЯЩЕНИЕ
О.
С.
- О.С. - Ольга
Глебова-Судейкина. Одна из ярчайших представительниц петербургской
художественной богемы десятых годов. С ее именем связаны основные
драматические события «Поэмы без героя», Ахматова ее называет своим
«двойником», «подругой поэтов». Ей посвящали стихи Кузмин, Сологуб,
Князев, Северянин, Георгий Иванов, Всеволод Иванов, Блок,
Хлебников. Корней Чуковский писал о ней: «Нарядная,
обаятельно-женственная, всегда окруженная роем поклонников, она
была живым воплощением своей отчаянной и пряной
эпохи».
Родилась Ольга Афанасьевна Глебова в 1885 году в Петербурге.
Прадед ее был крепостным крестьянином в Псковской губернии (здесь
можно вспомнить Парашу Жемчугову), отец - петербургским чиновником,
сильно пил. Брат утонул. В 1905 году Ольга закончила Императорское
театральное училище. Ученица Варламова. Ее манкость,
притягательность отмечали Суворин, Варламов и другие наставники ее
юности.
1905/06 год - сезон в Александрийском театре. Играла роль Ани
в «Вишневом саде». С осени 1906-го в театре Комиссаржевской. Ее
интересовало левое направление в искусстве - она поступила в этот
театр, когда там работал Мейерхольд. Спектакли театра оформляли
Судейкин, Сапунов, Григорьев. Ольга играла маленькие роли.
Все пишут о ее прекрасной внешности - цвет лица, шея, плечи.
Огромные серо-зеленые глаза, золотистые волосы. Тонкая. Странно
говорила. Была немного жеманной и манерной. (Манерность юной
Ахматовой, кстати, отметил в своем дневнике Кузмин, когда впервые
увидел ее в доме у Гумилева.)
Окончательно «сделал» Ольгу Сергей Судейкин, женой которого
она была недолгое время. Когда они шли на какую-нибудь
петербургскую премьеру, он накалывал на нее английскими булавками
бесконечные шелка. Они появлялись в театре, и потом все обсуждали,
во что была одета Олечка Судейкина, и никто не вспоминал о
спектакле. Ольга первая начала показывать как модель туалеты
петербургских модных домов. По словам Ахматовой, Судейкин сделал из
Ольги «предмет культа», «настоящее произведение искусства». Он
одевал ее иногда а la 1830, воздушно оголяя ее «фарфоровые» (по
словам Артура Лурье) плечи, или «поцелуйные плечи» (по стихам
Всеволода Князева).
Однажды на Новый год Ольга пришла в «Бродячую собаку» в платье
из белого и розового тюля, усеянном огромными гранатовыми бабочками
и расшитом мелким жемчугом.
Через год после свадьбы Судейкин сказал ей, что больше ее не
любит. В то время они жили втроем - вместе с Кузминым, который,
судя по дневникам Сергея Судейкина, был тогда же его
любовником.
В 1915 г. Судейкин окончательно бросил Ольгу, но они
продолжали видеться. Иногда ходили по салонам опять втроем -
Оленька, Сергей и его очередная «веронька». Кстати, с очередной
«веронькой» - Верой Шиллинг - Судейкин в 1916 году уехал в Крым, а
в 1917-м - в Париж, вклеив в паспорт вместо фотографии своей
официальной жены Ольги фото Веры. Впоследствии Вера Артуровна
Шиллинг стала женой Стравинского.
У Цветаевой была Сонечка Голлидэй, у Ахматовой - Ольга
Судейкина. Поэтическая влюбленность в женственность. Сильных - в
слабых. Их отношения не надо называть прямыми словами и ставить
точки над «i». Хотя, если верить Сергею Маковскому, Ахматову и
Судейкину связывало нечто большее, чем дружба. (Правда, Ахматова
про воспоминания Маковского отзывалась так: «маразматический
бред».)
В «Ташкентских дневниках» Чуковской довольно прозрачно
говорится о «странных» отношениях Ахматовой и Раневской. Там, в
Ташкенте, опять была троица: Беньяш, Раневская и Ахматова.
Как-то я спросила Раису Моисеевну Беньяш: «Почему Вы
расстались с Ахматовой после Ташкента?» Она ответила: «Однажды ко
мне пришла Ахматова и, не входя за порог, сказала: «Раиса
Моисеевна, до меня дошли слухи, что Вы слишком определенно
рассказываете о наших отношениях. Считайте, что с этого момента мы
с Вами не знакомы».
Утонченно-вычурный вкус эпохи надо было передать через
какого-то героя (хотя - поэма без героя), и недаром Ахматова
выбрала для этого свою подругу Ольгу Судейкину.
Судейкина, Вечеслова, Саломея Андроникова, Вера Стравинская -
о них Мандельштам говорил «европеянки нежные». Тем не менее, в 21-м
году Ахматова написала о Судейкиной:
Неправда, у тебя соперниц
нет.
Ты для меня не женщина земная,
А солнца зимнего утешный свет
И песня дикая родного края.
Когда умрешь, не стану я грустить,
Не крикну, обезумевши: «Воскресни!»,
Но вдруг пойму, что невозможно жить
Без солнца телу и душе без песни.
И так как Ольга Судейкина, несмотря на ее многочисленных
двойников в «Поэме», является основной героиней первой части, о ней
хочется поговорить еще.
В 1909 году Ольга Судейкина заменяет заболевшую актрису в
Петербургском Малом театре Суворина в пьесе Юрия Беляева «Путаница,
или 1840 год». (В Москве эту роль играла тоже красавица того
времени - Гзовская.) Успех! Михаил Кузмин написал прекрасную
рецензию. В «Путанице» - сверкающие костюмы, маски, вальсы,
любовные интриги, снежные пейзажи, говорящие звери, танцующие при
свете луны, и т.д.
В 1912 - 1913-м годах играла в драме Юрия Беляева «Псиша» - о
Параше Жемчуговой (своем двойнике в «Поэме»).
Судейкина очень хорошо танцевала. Однажды танцевала на сцене
полонез с самим Нижинским. По примеру Айседоры Дункан, она иногда
выступала почти обнаженной. «Так парадно обнажена», - напишет об
этом в «Поэме» Ахматова.
В 1913 году, под Рождество, играла Богородицу в «Кукольном
вертепе» Михаила Кузмина и Сергея Судейкина.
Вновь обращаю внимание читателя, что несмотря на разрыв с
Судейкиным (Ольга прочитала дневник мужа, где он пишет о любовной
связи с Кузминым, и после этого выгнала Кузмина из дома) они
продолжали вместе работать, встречаться и веселиться. В музыкальной
комедии «Венецианские безумцы» они опять встретились втроем.
В кабаре «Привал комедиантов» Ольга играла Смерть в арлекинаде
Евреинова «Веселая смерть». В «Поэме» Ахматова упомянет это как
«адскую арлекинаду».
Судейкина очень хорошо читала стихи. Например, блоковскую
«Снежную маску» или «Бисерные кошельки» того же Михаила
Кузмина.
У самого Михаила Кузмина в стихотворении, посвященном Ольге
Афанасьевне, есть такие строчки:
«Пускай нас связывал издавна
Веселый и печальный рок,
Но для меня цветете равно
Вы каждый час и каждый срок.
.............................................
.............................................
Вы, коломбинная Психея,
Считаете воздушно дни,
И страстный странник я, старея,
Влекусь на прежние огни...»
А Артур Лурье, с которым она сблизилась после отъезда
Судейкина, называл Ольгу «волшебной феей Петербурга» и вспоминал о
ней в 1967 году: «Дивные золотые косы, как у Мелизанды, или как у
la fille aux cheveux de lin* Дебюсси, громадные серо-зеленые глаза,
искрящиеся как опалы; фарфоровые плечи и «Дианы грудь», подчас не
скрытая сильно декольтированным корсажем; чарующая улыбка, летучий,
легкий смех, летучие, легкие движения, - кто она? Бабочка?
Коломбина? Или фея кукол, фея кукольного царства, озаренного
вспышками бенгальских огней, где все - веселье и радость, где
всегда праздник».
*
Девушка с волосами цвета льна (фр.).
В нее многие влюблялись. Был влюблен и Велимир Хлебников. А
Федор Сологуб посвятил ей стихи:
«Какая прелесть Ольга
Афанасьевна!
Припомнив повести Тургенева,
Мы скажем, что душа у Оли - Асина,
Тиха, улыбчива, сиренева».
Ей посвятил стихотворение Блок. А Игорь Северянин -
«Поэму предвесенних трепетов» в 1913 году, а в 1930-м - «Голосистую
могилку».
Единственной женщиной, которой посвящал стихи Михаил Кузмин,
была опять Судейкина, несмотря на то, что она дважды становилась
лишним углом «треугольника» в его романах: с Судейкиным в 1907-м и
с Князевым в 1910 - 1913 годах. Именно Кузмин, задолго до «Поэмы
без героя», связывает образ Судейкиной с образами Коломбины и
Психеи.
Ты ли,
Путаница-Психея,
Черно-белым веером
вея,
Наклоняешься надо
мной,
Хочешь мне сказать по
секрету,
Что уже миновала
Лету
И иною дышишь
весной.
Не диктуй мне, сама я
слышу:
Теплый ливень уперся в
крышу,
Шепоточек слышу в
плюще.
Кто-то маленький жить
собрался,
Зеленел, пушился,
старался
Завтра в новом блеснуть
плаще.
Сплю -
она одна надо мною,
-
Ту, что люди зовут
весною,
Одиночеством я
зову.
Сплю -
мне снится молодость
наша,
Та, е г о миновавшая
чаша;
Я ее тебе
наяву,
Если хочешь, отдам на
память,
Словно в глине чистое
пламя
Иль подснежник в могильном
рву.
25 мая 1945
Фонтанный Дом
- Хочу обратить внимание читателя на дату, поставленную под
Посвящением. Ольга умерла в Париже в январе 1945 года. О ее смерти
Ахматова узнала только в 46-м от Константина Федина, который,
побывав в Париже, вернулся в Москву.
В Париж Ольга приехала уже не очень молодой, измученной. Есть
прекрасный рисунок того времени, сделанный Анненковым: лицо очень
волевое, вовсе не символ вычурной эпохи, а человек, прошедший
сквозь огонь и воду.
В Париже ее постепенно бросили все поклонники. Лурье переехал
в Америку (много лет спустя он написал музыку к «Поэме без героя» и
посвятил ее Ольге). Она зарабатывала тем, что шила кукол и шляпки.
Фарфоровых кукол и фарфоровую чайную посуду она делала и раньше, в
России. У Ахматовой долго оставалась какая-то ее стеклянная
фигурка, а в Русском музее до сих пор хранятся ее прекрасные работы
из фарфора: «Коломбина», «Псиша», «Танцовщица».
От одиночества она увлеклась птицами. В ее парижской комнате
появилось бесконечное множество птиц в клетках. Жила бедно. Было
много романов, но всегда говорила, что любила только Судейкина. А
Судейкин, когда ему сказали, что Ольга в нищете и больна, ответил:
«Умоляю, не говори мне об Ольге, я этого не вынесу». И тем не
менее, ни разу ей не помог. «Люди больше во мне не нуждаются, я
займусь птицами», - говорила Ольга. Птицы спасали ее от депрессии.
Она не ездила отдыхать, чтобы не оставлять их, тратила на них почти
все деньги. Многие считали ее ясновидящей. Например, в 20-м году,
жалуясь Ахматовой на одиночество, она сказала, что когда умрет, за
гробом пойдут самое большее 14 человек. По словам очевидцев, когда
ее хоронили, на кладбище пришло только 14 человек...
Однажды в войну, во время воздушной тревоги, Ольга спустилась
в бомбоубежище, а когда вернулась - дом был разбомблен, все птицы
погибли. После этого она почти сошла с ума. Умерла в больнице.
Похоронена, как и многие русские, на кладбище
Sainte-Genevive-de-Bois в Париже.
Я там, блуждая между дорогих имен на плитах, нашла ее могилу.
Белый каменный православный крест. Деньги на него прислали из
Америки Судейкин и Лурье. На могиле ни одного цветочка. Я вытащила
несколько роз из букета, который несла на могилу своей французской
приятельницы Ирэн Леви, и оставила их около белого креста Ольги
Афанасьевны Глебовой-Судейкиной.
Повторяю, что Ахматова узнала о ее смерти гораздо позже, чем
это случилось. Все эти годы они не переписывались. Но год под
Посвящением - 1945-й (если, конечно, он не проставлен позже) -
опять говорит о пророчестве Ахматовой, о ее «шаманстве».
«Его миновавшая чаша» - исходя из
дальнейшего содержания «Поэмы», имеется в виду Князев. Но, может
быть, не только он. Это мы поймем позже.
Число под Посвящением Ахматова поставила - 25 мая. Май 45-го
года многие еще помнят. Это - радость после победы, всплеск
отчаяния по погибшим и ликование с возвратившимися. Парад Победы на
Красной площади еще не состоялся, но вибрация, возбужденные ритмы
этих чувств витали в воздухе. Ахматова в этом Посвящении вспоминает
свою молодость. Поток жизни не прерывается...
Ахматова пишет, что «Поэма» зазвучала в ней в 40-м году, когда
она перебирала Ольгины вещи («Бес попутал в укладке рыться»), и уже
тогда она воспринимала свою подругу стоящей по другую сторону Леты:
«Хочешь мне сказать по секрету, / Что уже миновала Лету». Ольга
сообщила ей «по секрету», воздушными путями о своем небытии, но в
то же время Ахматова по-прежнему воспринимает ее живой и пишет про
нее:
Кто-то маленький жить
собрался.
Зеленел, пушился, старался
Завтра в новом блеснуть плаще.
В этом Посвящении весну 45-го года Ахматова назвала
для себя одиночеством. Это след ее разрыва с Гаршиным, другом
предвоенных лет, о котором мы подробнее вспомним в 3-й части
«Поэмы».
* * *
Я не знаю, ты жив или
умер, —
На земле тебя можно искать
Или только в
вечерней думе
По усопшем светло горевать.
Все тебе: и
молитва дневная,
И бессонницы млеющий жар,
И стихов моих
белая стая,
И очей моих синий пожар.
Мне никто сокровенней
не был,
Так меня никто не томил,
Даже тот, кто на муку
предал,
Даже тот, кто ласкал и забыл.
Лето 1915, Слепнево
* * *
Я и плакала и каялась,
Хоть бы с неба грянул
гром!
Сердце темное измаялось
В нежилом дому твоем.
Боль я
знаю нестерпимую,
Стыд обратного пути...
Страшно, страшно к
нелюбимому,
Страшно к тихому войти,
А склонюсь к нему
нарядная,
Ожерельями звеня;
Только спросит:
«Ненаглядная!
Где молилась за меня?»
1911
Анна Ахматова. Сочинения в двух
томах.
Москва, "Цитадель", 1996.
У одного друга мне очень понравилась строка со словами сердце
полоскать...
Сказал, что у
меня соперниц нет.
Я для него не женщина земная,
А солнца
зимнего утешный свет
И песня дикая родного края.
Когда
умру, не станет он грустить,
Не крикнет, обезумевши:
«Воскресни!»
Но вдруг поймет, что невозможно
жить
Без солнца телу и душе без песни.
...А что теперь?
1921
Анна Ахматова. Сочинения в двух
томах.
Москва, "Цитадель", 1996.
Я гибель накли'кала милым,
И гибли один за другим.
О, горе мне! Эти могилы
Предсказаны словом моим.
Как вороны кружатся, чуя
Горячую, свежую кровь,
Так дикие песни, ликуя,
Моя посылала любовь.
С тобою мне сладко и знойно.
Ты близок, как сердце в груди.
Дай руку мне, слушай спокойно.
Тебя заклинаю: уйди.
И пусть не узнаю я, где ты,
О Муза, его не зови,
Да будет живым, невоспетым
Моей не узнавший любви.
..................
Кое-как удалось
разлучиться &
nbsp;
И постылый огонь потушить.
Враг мой вечный, пора научиться
Вам кого-нибудь вправду любить.
Я-то вольная. Все мне забава,
Ночью Муза слетит утешать,
А наутро притащится слава
Погремушкой над ухом трещать.
Обо мне и молиться не стоит
И, уйдя, оглянуться назад...
Черный ветер меня успокоит.
Веселит золотой листопад.
Как подарок, приму я разлуку
И забвение, как благодать.
Но, скажи мне, на крестную муку
Ты другую посмеешь послать
........................
Двадцать четвертую драму Шекспира
Пишет время бесстрастной рукой.
Сами участники грозного пира,
Лучше мы Гамлета, Цезаря, Лира
Будем читать над свинцовой рекой,
Лучше сегодня голубку Джульетту
С пеньем и факелом в гроб провожать.
Лучше заглядывать в окна к Макбету,
Вместе с наемным убийцем дрожать, -
Только не эту, не эту, не эту,
Эту уже мы не в силах читать!
Квартира А.А.Ахматовой в
Питере.(фото1966года!!!)
Ахматова А. А. - «Сероглазый
король»
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
"Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой".
Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.
А за окном шелестят тополя:
"Нет на земле твоего короля..."
ТАЙНЫ
РЕМЕСЛА
1. Творчество
Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо...
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, -
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.
5 ноября 1936
Ленинград, Фонтанный Дом
2
Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене…
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.
21 января 1940
3. Муза
Как и жить мне с этой обузой,
А еще называют Музой,
Говорят: "Ты с ней на лугу…"
Говорят: "Божественный лепет…"
Жестче, чем лихорадка, оттреплет,
И опять весь год ни гу-гу.
<8> октября 1960
4. Поэт
Подумаешь, тоже работа, -
Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое.
И чье-то веселое скерцо
В какие-то строки вложив,
Поклясться, что бедное сердце
Так стонет средь блещущих нив.
А после подслушать у леса,
У сосен, молчальниц на вид,
Пока дымовая завеса
Тумана повсюду стоит.
Налево беру и направо,
И даже, без чувства вины,
Немного у жизни лукавой,
И все - у ночной тишины.
11 июля 1959
Комарово
5. Читатель
Не должен быть очень несчастным
И, главное, скрытным. О нет! -
Чтобы быть современнику ясным,
Весь настежь распахнут поэт.
И рампа торчит под ногами,
Все мертвенно, пусто, светло,
Лайм-лайта холодное пламя
Его заклеймило чело.
А каждый читатель как тайна,
Как в землю закопанный клад,
Пусть самый последний, случайный,
Всю жизнь промолчавший подряд.
Там все, что природа запрячет,
Когда ей угодно, от нас.
Там кто-то беспомощно плачет
В какой-то назначенный час.
И сколько там сумрака ночи,
И тени, и сколько прохлад,
Там те незнакомые очи
До света со мной говорят,
За что-то меня упрекают
И в чем-то согласны со мной…
Так исповедь льется немая,
Беседы блаженнейший зной.
Наш век на земле быстротечен
И тесен назначенный круг,
А он неизменен и вечен -
Поэта неведомый друг.
23 июля 1959
Комарово
6. Последнее стихотворение
Одно, словно кем-то встревоженный гром,
С дыханием жизни врывается в дом,
Смеется, у горла трепещет,
И кружится, и рукоплещет.
Другое, в полночной родясь в тишине,
Не знаю откуда крадется ко мне,
Из зеркала смотрит пустого
И что-то бормочет сурово.
А есть и такие: средь белого дня,
Как будто почти что не видя меня,
Струятся по белой бумаге,
Как чистый источник в овраге.
А вот еще: тайное бродит вокруг -
Не звук и не цвет, не цвет и не звук. -
Гранится, меняется, вьется,
А в руки живым не дается.
Но это!.. По капельке выпило кровь,
Как в юности злая девчонка - любовь,
И, мне не сказавши ни слова,
Безмолвием сделалось снова.
И я не знавала жесточе беды.
Ушло, и его протянулись следы
К какому-то крайнему краю,
А я без него… умираю.
1 декабря 1959
Ленинград
Красная Конница
7. Эпиграмма
Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, боже, как их замолчать заставить!
Лето 1957
Комарово
8. Про стихи
Владимиру Нарбуту
Это - выжимки бессонниц,
Это - свеч кривых нагар,
Это - сотен белых звонниц
Первый утренний удар…
Это - теплый подоконник
Под черниговской луной,
Это - пчелы, это - донник,
Это - пыль, и мрак, и зной.
Апрель 1940
Москва
9
Многое еще, наверно, хочет
Быть воспетым голосом
моим: &
nbsp; &
nbsp; &
nbsp; &
nbsp;
То,
что, бессловесное, грохочет,
Иль во тьме подземный камень точит,
Или пробивается сквозь дым.
У меня не выяснены счеты
С пламенем, и ветром, и водой…
Оттого-то мне мои дремоты
Вдруг такие распахнут ворота
И ведут за утренней звездой.
Март 1942
Ташкент
24 июня, в день рождения Анны Андреевны
Ахматовой, ее молитвенно воспоминали в храме Николы Морского в
Санкт-Петербурге.
Историкам литературы известно, что отпевали Ахматову в нижнем
храме Никольского собора. А на кладбище в Комарово по специальному
разрешению митрополита Никодима (Ротова) была отслужена лития.
Тогда проводить поэтессу в последний путь пришли многие поэты
«ленинградской школы»...
В Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме Санкт-Петербурга с 23 по
25 июня проходят традиционные «Ахматовские дни».
Ю. Старцева
Фото М.Наппельбаума. 1922
Категория записи: Свободные темы
